Неточные совпадения
Тут был и Викентьев. Ему не сиделось на месте, он вскакивал, подбегал
к Марфеньке, просил дать и ему почитать вслух, а когда ему давали, то он вставлял в
роман от себя целые тирады или читал разными голосами. Когда говорила угнетенная героиня, он читал тоненьким, жалобным голосом, а за героя читал своим голосом,
обращаясь к Марфеньке, отчего та поминутно краснела и делала ему сердитое лицо.
— Как же! — вмешался Леонтий, — я тебе говорил: живописец, музыкант… Теперь
роман пишет: смотри, брат, как раз тебя туда упечет. Что ты: уж далеко? —
обратился он
к Райскому.
— Ах ты, цыпка, баловница… — нежно пробормотал Иван Петрович и поцеловал ее в лоб. — Вы очень кстати пожаловали, —
обратился он опять
к гостю, — моя благоверная написала большинский
роман и сегодня будет читать его вслух.
— Журналы, ma tante, журналы, — подхватил князь и потом, взявшись за лоб и как бы вспомнив что-то,
обратился к Полине. — Кстати, тут вы найдете повесть или
роман одного здешнего господина, смотрителя уездного училища. Я не читал сам, но по газетам видел — хвалят.
Когда им случалось
обращаться к нему с каким-нибудь серьезным вопросом (чего они, впрочем, уже старались избегать), если они спрашивали его мнения про какой-нибудь
роман или про его занятия в университете, он делал им гримасу и молча уходил или отвечал какой-нибудь исковерканной французской фразой: ком си три жоли и т. п., или, сделав серьезное, умышленно глупое лицо, говорил какое-нибудь слово, не имеющее никакого смысла и отношения с вопросом, произносил, вдруг сделав мутные глаза, слова: булку, или поехали, или капусту, или что-нибудь в этом роде.
— Молодой человек, ведь вам
к экзамену нужно готовиться? —
обратился он ко мне. — Скверно… А вот что: у вас есть богатство. Да… Вы его не знаете, как все богатые люди: у вас прекрасный язык. Да… Если бы я мог так писать, то не сидел бы здесь. Языку не выучишься — это дар божий… Да. Так вот-с, пишете вы какой-то
роман и подохнете с ним вместе. Я не говорю, что не пишите, а только надо злобу дня иметь в виду. Так вот что: попробуйте вы написать небольшой рассказец.
— Со мною, да, со мною! — лепетала Софья Карловна. — Да, да, ты со мною. А где же это моя немушка, — искала она глазами по комнате и, отпустив Иду, взяла младшую дочь
к себе на колени. — Немуша моя! рыбка немая! что ты все молчишь, а? Когда ж ты у нас заговоришь-то?
Роман Прокофьич! Когда она у нас заговорит? —
обратилась опять старуха
к Истомину, заправляя за уши выбежавшую косичку волос Мани. — Иденька, вели, мой друг, убирать чай!
«А что это Софья Карловна все так совещательно
обращается к почтенному
Роману Прокофьичу? — раздумывал я, оставшись сам с собою. — Пленил он ее просто своей милой короткостью, или она задумала женихом его считать для Мани?»
Единственно возможное и действительное средство для его спасения и охранения состоит в том, чтобы
обратиться к святейшему папе и признать над собою его духовную и светскую власть…» В таком же роде и современные, хоть бы французские, писатели сочиняют: один мелодраму — для доказательства, что богатство ничего не приносит, кроме огорчений, и что, следовательно, бедняки не должны заботиться о материальном улучшении своей участи; другой
роман — для убеждения в том, что люди сладострастные и роскошные чрезвычайно полезны для развития промышленности и что, следовательно, люди, нуждающиеся в работе, должны всей душою желать, чтобы побольше было в высших классах роскоши и расточительности и т. п.
Я бы хотел здесь поговорить о размерах силы, проявляющейся в современной русской беллетристике, но это завело бы слишком далеко… Лучше уж до другого раза. Предмет этот никогда не уйдет. А теперь
обращусь собственно
к г. Достоевскому и главное —
к его последнему
роману, чтобы спросить читателей: забавно было бы или нет заниматься эстетическим разбором такого произведения?
Исторический
роман является в то время, когда народное сознание
обращается к воспоминанию прошедшей своей жизни, — под влиянием того же направления, при котором развиваются и сами исторические исследования.
Пред ним точно вдруг разогнулась страница одного из тех старинных
романов,
к которым Висленев намеревался
обратиться за усвоением себе манер и приемов, сколько-нибудь пригодных для житья в обществе благопристойных женщин.
Ему казалось, что он себя уже отлично устроил, и товарищи вслед ему назвали его «отвратительным фатишкою», — но мне до этого не было никакого дела, потому что я был влюблен и желал
обращаться в сферах по преимуществу близких
к предмету моей любви. Я быстро распаковал привезенную Волосатиным корзину, стараясь как можно более съесть присланных его сестрою пирогов, чтобы они не доставались другим, а между этим занятием распечатал подаренную ею мне книгу: это был
роман Гольдсмита «Векфильдский священник».
Из числа этих поэтов очень многие
обратятся и
к роману, и
к театру, и
к журнализму.
Перед тем он мне сообщил также, что тот московский журнал, где помещали перевод его «Набоба»,
обратился к нему с предложением: доставить ему рукопись нового
романа раньше появления его в Париже за особый гонорар.
Недаром он начинал как стихотворец и написал немало премилых поэтических вещиц, прежде чем
обратился к сцене,
к драмам и комедиям, а под конец
к роману.
В начале 1876 года я счел уже возможным в трех публичных лекциях, прочитанных с благотворительной целью,
обратиться к нашей публике с более полной характеристикой реального движения
романа во Франции.
Княгиня писала, что с удовольствием возьмет
к себе рекомендуемую Ольгой Петровной особу, что будет
обращаться с ней соответственно ее несчастному положению (баронесса не утерпела и, в общих чертах, не называя, конечно, фамилий, рассказала в письме Шестовой
роман детства и юности Александрины), и что хотя она относительно довольна своей камеристкой Лизой и прогнать ее не имела бы ни духу, ни причивы, но,
к счастью, Марго недовольна своей горничной, а потому Лиза переходит
к ней.